Нью-Йорк
Бонни
Он почувствовал ее взгляд. Это было как удар током, как пуля в спину. Как окрик: обернись, Бонни! Он не мог не послушаться. Он ждал этого… сколько? Две недели, три? Целую вечность? Он почти поверил, что сейчас увидит ее – где-то там, в темном зале… нет, совсем рядом со сценой, на балконе!..
Резко развернувшись, он поднял глаза на бельэтаж, он был уверен, он чувствовал – она там, она смотрит на него. Смотрит, но не показывается. Опять…
– Роза? – позвал он, громко, на весь зал, не обращая внимания на загубленную мизансцену. Шагнул к ней, вглядываясь в темноту: бельэтаж, балкон, партер. – Роза, ты здесь, я знаю!
Ни отзвука, ни вздоха. Ничего.
Но она была здесь! Он не мог ошибиться! Может быть, она просто не решается, не верит?.. черт, да какая разница…
– Мадонна, отзовись! – шагая к центру авансцены; ансамбль расступается, оркестр замер, Том недоуменно пялится на него; неважно. В зале по-прежнему темно, но где-то наверху шелест. – Роза?! – он смотрит в эту темноту, на балкон, вслушивается в эхо собственного голоса и слышит публику, затаившую дыхание, сотни бьющихся в унисон с ним сердец. – Мадонна… – на полтона тише, но он весь устремлен туда, к ней, он весь – мольба и порыв. – Прошу тебя, любовь моя, сердце мое…
Ему отвечает тишина. Сердца бьются быстрее, на глазах проступают слезы, кто-то тихонько всхлипывает – и его руки падают, он опускается на одно колено.
Его сердце рвется на части, он еле слышно шепчет:
– Прости меня, – и вместе с ним сейчас умирает от любви и отчаяния весь зал.
Пауза. Четверть секунды – как бесконечность.
– Бонни? Я здесь, – слышится с бельэтажа, из центра; слитно выдыхает публика, и тут же замирает.
Он резко вскидывает голову, недоверчиво и счастливо вглядывается в темноту, из которой проступает женская фигура: она оперлась руками о перила, неуверенно улыбается ему. Вокруг нее в луче света мечутся пылинки.
Вскочив на ноги, он бросается к ней, бежит по узкой доске над оркестровой ямой, по центральному проходу зала – в круге света, задевающем взволнованные лица, – и останавливается под балконом. Молча протягивает руки, – восторг, надежда, страсть, – и она, с немного безумной и счастливой улыбкой, перемахивает перила и прыгает, юбка белого платья взвивается парусом, шелковый шарф планирует на изумленную публику в партере, а она сама – уже в руках Бонни, в его объятиях, обвивает его за шею…
Их поцелуй длится и длится… пока зал не взрывается аплодисментами и криками: браво, браво!..
…его личная тишина длится ровно один удар сердца. Ровно столько, сколько нужно, чтобы увидеть великолепную сцену для совсем другого спектакля и понять: Роза не отзовется.
Она пришла не за тем, чтобы встретиться. Не за разговором. Она не дождется конца репетиции, чтобы потом подойти к сцене и сказать: «Я принесла вам кофе, мистер Джеральд». Или еще лучше: «Пора домой, Бонни».
И не затем, чтобы оценить великолепную, душераздирающую сцену в его исполнении.
Нет. Она пришла просто посмотреть репетицию. Как гениальный Бонни Джеральд вместе с гениальным Томом Хъеденбергом ставят ее мюзикл. Наверняка ей это нужно для следующей книги. А он, Бонни – всего лишь персонаж уже написанной.
Британские ученые закончили свою диссертацию о больном ублюдке.copy right hot novel pub