Настоящее время.

– Десять лет я добирался до Владивостока в этой вечной Зиме. Четыре года искал вход. А когда нашел, ещё два года осваивался в подземном городе, пока Ноя не нанесла последний удар по подземникам. Я предупреждал Сотню, что чипы опасны. Но они не слушали. Чипы были для них орудием управления, которого они не хотели лишаться даже в условиях абсолютной власти. Невельской переоценил умственные способности подземной элиты. За шестнадцать лет вседозволенности они деградировали. Абсолютная власть уничтожила инициативу. Ни идей, ни исполнителей. Передовой техно-полис стал серой коробкой доживающих, что рано или поздно вылилось бы в монархию, а потом изжило себя, доведя все до анархии. – продолжил Карлов, предаваясь воспоминаниям и рассуждениям в мягком удобном кресле. В нем так легко вспоминалось былое.

– Погоди, можно поподробнее про анклавы? – впервые прервал весь рассказ Зиновий. – Выходит, ещё многие люди могут жить после Зимы. Если так, то мы должны их найти.

– Мне довелось побывать во многих анклавах. В первые годы в теории их было сотни. В некоторых даже существовали демократические порядки. Но это наивное управление полностью изжило себя, когда я добрался до анклава Седых. Выжил лишь тоталитаризм и деспотия, Зиновий. Людям оказалась нужна лишь твердая рука, правитель, хозяин и господин. Никакого голосования, общих сборов, решений. Какое время, такие и порядки.

– Тоталитаризм и деспотия? – вновь спросил Зиновий. – Но, друг… не за это ли ты сварил из Палатенной Сотни мыло?

– Вовсе нет. Хоть и изрядно разочаровался в потомках белого дракона. – ответил со всей серьезностью Карлов.

– Кого? Какого ещё дракона?

– Думаю, теперь уже не важно, кто с кем боролся. Прав был Палат, важен лишь город. Но имя его затерлось благодаря усиленной деятельности Ярослава Ярова. Никто уже и не помнит, кто был первым Поверенным четыре года до того, как полетели ракеты. Когда город стал закрытым, а на табло на центральной площади начался отчет с нулей, все изменилось. А ведь город строили все четыре года ударными темпами. Или… достраивали. – Карлов откашлялся, увидав удивление в глазах собеседников. – Нам важно лишь понимать, что сил всегда как минимум двое. Такова уж дуальность нашего мира, – отмахнулся Карлов от возможных вопросов. – Жалею лишь, что на заводы не отправились все десятки тысяч тел. Это было бы эффективнее, чем погружать город в гарь. Но традиционные устои не готовы к такому поступку. – он посмотрел на обоих по очереди, и продолжил. – Мы на грани вымирания, но все ещё цепляемся за нашу человечность. Там, на поверхности, я почти потерял ее. Но вы не видели тех ужасов, и не готовы принимать данность как есть. Именно поэтому будущее в ваших руках, молодежь. В руках подземников. Ваша психика гибче. Вы адаптируетесь под новые условия. От вас зависит, какие порядки и устои распространятся по поверхности. Сейчас там проглотят и переварят все, что вы принесете. Хотя бы потому, что больше привносить некому. Разумная жизнь на планете готова начаться с чистого листа.

– Допустим, – обронил Зиновий уже не как юноша, но как опытный адмирал, который прошел через многое на поверхности, пусть и не в своем теле. – Но почему ты шел именно во Владивосток? Четыре тысячи километров путь не близкий. Или пять, если не по прямой и плутать. Что, неужели правящая верхушка не сделала приемлемых бункеров возле столицы?

– Недалекие люди надеялись на метро. Но ИИ уничтожил метро в первую очередь. Конечно, он учел, что там укрыться от его волн, проще всего. Генералы, чинуши и первые лица государств предполагали, что смогут жить на подземных станциях месяцами, даже годами. Но реальность оказалась жестче иллюзий. Станции, близкие к поверхности сложились от ядерных ударов как карточные домики от прямых попаданий ракет. А станции глубинного залегания затопило грунтовыми водами, когда перестали работать насосы. А станции, который каким-то чудом уцелели и в которых люди выжили в первые недели, стали камерой удушья. Вентиляции быстро сдали, потеряв питание от всех потрясений. Те же, что некоторое время работали на автономных генераторах, когда их принудительно взломали, по сути, приносили с поверхности зараженный воздух больших городов.

– А как же система антирадиационной защиты? – спросил адмирал.

– Есть такое слово – экономия, Зём. Экономическая целесообразность. Согласно ей и прихотям капитализма, на станциях по сути никаких систем радиационной защиты никогда не существо. Обеззараживания воздуха в целом это очень дорогая затея, которая метростроителям показалась не существенной. Это слишком глобальный вопрос для метрополитенов, ежедневно гоняющих воздух для миллионов посетителей в мирное время. Хотите правду? Она в том, что после катастрофы аварийные службы, закрыв шахты, отчитали уцелевшим считанные дни. Ну а голод и полное отсутствие топлива вперемежку с ужасом доделали остальное. Факт был жестоким и беспощадным: никто в метро не пережил и месяца. Не думаю, что за столь короткий период адаптации появилась раса, способная не дышать, жить в темноте и вырастить себе грибную плантацию. Из чего? Все, что жизнеспособного могло оказаться в таких замкнутых помещениях, это плесень, грибок, вирусы и бактерии. Таким образом мир и покой всем спустившимся в метро с надеждой уцелеть.

Зиновий скривил брови, обдумывая. Выходило, что человечество слишком переоценило возможности подземки. Впрочем, именно так оно недооценивало как глобальное потепление, так и глобальное похолодание, и сам искусственный интеллект, который «слишком туп, чтобы творить и вытворять».

Таковы уж Homo Sapiens.

– Ты пойми, Зём. От Москвы и Санкт-Петербурга ничего не осталось, как и от всех крупных городов нашей Родины и других стран. Шанс уцелеть был лишь у маленьких, незначительных городков и деревень на отшибе. Невельской понимал, что Новосибирску тоже вскоре достанется. На себя Богиня ракеты, конечно, не скинула. Расплата для этого города пришла потом, когда туда обрушились Искатели, придя на зов Богини. Не стоило соваться и на Урал. Потому наш супермозг-человек сделал единственную разумную вещь в тот день ¬– академик Невельской устремился на Дальний Восток. В его бескрайних просторах можно было надеяться на спасение. Но первая его цель была добраться – сюда. В проект подземного подкупольного города, который Палат решил именовать «Москва-сити», ностальгируя по своему офису в столице.

– Если прилично утеплиться, на Дальнем Востоке можно было выжить, – добавил Зёма. – Значит, академик хотел создать антивирус против Нои, используя мощности подземного города?

– Хотел. Да не успел.

– А что ты же?

– А все, что мне удалось добиться по этой стезе, это уговорить Тимофея сделать программу-перепрошивку роботов. Не антивирус, конечно, но на поверхности пригодится.

– Не стоит недооценивать Искателей, – добавила Ольха.

– Как и переоценивать. Это просто механизмы. Им не надо поклоняться, их надо изучать, понимать. В мире на поверхности нет магии, нет богинь. Нет аномалий и чудо-артефактов. Есть лишь то, что создал человек. Мы сами себе палачи и судьи. Сами себе закрыли выход в космос и так и не колонизировали другие миры. Алчность экономической выгоды, это ужасное словосочетание «экономическая целесообразность» оказалась выше, чем вопросы выживания всего человечества. Индивидуальная выгода перечеркнула общие достижения. Техно-коммунизма не случилось. Технологии не достались всем. Они остались в руках индивидуумов и тем самым мы подписали себе приговор вместе того, чтобы бродить по соседним мирам. Вот и имеем суровую реальность поверхности, а не цветущие сады Марсов и Венер. Как минимум.

– А ещё в это суровой реальности поверхности есть искусственный интеллект или его последствия, – напомнил Зиновий. – Ты не видел квази-живые организмы типа чёрных, белых, титанов. А мы видели. Это не мутанты. Покореженная природа ни при чем. Она не создает таких монстров. Человеку это сделать было не под силу тоже. Это ее рук дело. Выходит, она все же оказалась способна на «творчество».

– Изучайте все, что натворила Ноя, – подчеркнул Карлов. – Исправляйте по возможности.

– А как же бункера? Их должно быть тысячи только на территории России, – вновь спросила Ольха.copy right hot novel pub