С момента происшествия до настоящего времени, не прошло и пол дня как всему городу стало известно, хоть и дело не имело отношения к нему, а касалось Лин Цзюньцзэ и больницы "Линши", но это последнее, что он хотел видеть.

Копия полученной информации в данный момент была его головной болью, выбросить нельзя, сохранить тоже нельзя, если бросить, то положение Шу Тянь будет затруднительным, если сохранить, то Лин Цзюньцзэ вместо него будет нести ответственность.

Несмотря на то, какой будет исход, их оба он не хотел.

Изначально только и надо было, что не затрагивать полицию совсем, тянуть время, а сейчас из-за того, что Цзян Чуцзин позвонила, полная неразбериха.

За исключением этого, он больше всего хотел знать, почему она была уверена, что Чжан Ланьчэн уже умерла.

Волнение Цзян Чуцзин очевидно: при таком изъяне, каким бы превосходным ни было ее актерское мастерство, невозможно избежать перепадов настроения. По этой же причине она не стала продолжать обманывать, а намеренно искажала факты:

— Все верно, я знаю, я собственными глазами видела, как Шу Тянь держала иглу, если моя бабушка не умерла, почему вы не даете мне ее увидеть? К тому же ее тело не может вынести даже немного мучений.

— Тогда ты скажи, для чего в полночь звать человека со злостными намерениями прийти в больницу увидеться?!, — договорив, в этот раз первой начала Цзян Чуцзин:

— Я и не знала, что она лишится рассудка, я просто хотела поговорить с ней открыто, признаюсь, что используя это, я хочу заставить ее отступить, но я не ожидала... — слезы Цзян Чуцзин катились, так горестно плакала, как будто из жизни ушел важный человек, — не ожидала, что она так коварна, даже старого человека не пощадила!

— Коварна?, — Ли Хань смотрела на ее плачущее лицо, и совсем не испытывал боли, даже думал съязвить, — я проясню все до конца, посмотрим еще, кто окажется коварным.

—Ли Хань!, — Цзян Чуцзин увидев, что он хочет уйти, громко позвала, но походка мужчины была решительной, она решительно не обращая ни на что внимания бросилась вперед, обняла его за талию и прижалась лицом:

— Я уже потеряла родителей из-за тебя, и сейчас я потеряла самого последнего близкого мне человека из-за той, которую ты любишь, если у тебя есть хоть немного сострадания, ты не должен относиться ко мне так!

Ли Хань молчал.

— Моя бабушка умерла, но ты подозреваешь, что это сделала я?, — Цзян Чуцзин легонько рассмеялась, беспомощно и жалко, в душе она уже превратила себя в жертву, а Шу Тянь — в преступницу, — я просто снова ее ненавижу, такая ядовитая, как она смогла убить близкого мне человека? Я тоже человек! Моей бабушки нет, я переполнена горем и страданием, я страдаю и негодую,поэтому я разоблачу Шу Тянь, разве неправильно? Я просто требую справедливости!

Каждое слово, сказанное Цзян Чуцзин, было правильным, но Ли Ханя словно по сердцу ножом резануло, она направила все остриё на Шу Тянь, все переложила на нее, как он мог поверить, что Шу Тянь — убийца?

Та девушка с самого начала, он знал, она простодушна и красива, ни с кем не сравнима, при смехе ее глаза изгибаются, а когда она плачет, она словно пробивающийся водопад, чистый и сверкающий, который попадает прямо в сердце.

У жестокого человека не было бы таких глаз, заставляющих человека растрогаться, когда она плача говорила с ним, как он мог не поверить ей?

Ли Хань отстранился от девушки, он почти не смотрел на нее, только слегка наклонил лицо, словно подавал милостыню:

— Я докопаюсь до истины в этой ситуации, что касается смерти твоих родителей... они и правда умерли из-за меня, и я обязан им, но не тебе.

— Я — их дочь, где же ты мне не обязан?, — Цзян Чуцзин укололо это в самое сердце, смерть родителей для нее была самым большим ударом в жизни, — что позволяет тебе так легко об этом говорить? Жизнь человека — это самое важное, их уход для меня означал то, что ты никогда не поймешь!

За столько долгих лет это был первый раз, когда Цзян Чуцзин так открыто в лоб сказала это, она не то, чтобы была против, не то, чтобы возражала, только за такое долгое время под покровительством Ли Ханя забыла прошлую ненависть, а сейчас она говорит такие слова, злость снова загорелась в ее сердце.

— Если бы они еще были живы, то не позволили бы мне жить так, каждый день в четырех стенах, никуда нельзя выходить, ничего нельзя увидеть, ты обвиняешь меня в том, что я пристаю к тебе, обвиняешь меня в том, что я присвоила тебя, даже обвиняешь в том, что я влюбилась в тебя, но я не хотела, чтобы моя жизнь стала такой! В этом мире кроме тебя я не испытываю привязанность к каким-либо другим вещам, ты вынудил меня жить так!

В этих отношения и тот, и другой связывают друг друга, и тот, и другой мучаются, разве только один человек не решит уйти навсегда, иначе они вплоть до самого конца будут связаны.

Ли Хань чувствовал, что его тело взяло на себя в стократ превышающую допустимую нагрузку, он был похож на старика, идущего в одиночестве по пустыне, с согнутой спиной, с неустойчивыми шагами, с бесчисленными мыслями, которые он хотел отбросить, но все же он был вынужден продолжать идти.

Так устал, действительно очень устал.

Плачь Цзян Чуцзин время от времени доносился из-за спины, Ли Хань не стал больше задерживаться, и не повернув головы, потянул за дверь и вышел.

Щелкнул замок и все на короткое время затихло.copy right hot novel pub